Минуты три я лежал на упругих стебельках сена и слушал Дом. Шелест теней по углам, скрип половиц и ставней, уверенный шаг часовых, легкое царапанье чьих-то когтей.
Спина болела. Содранная до кости лапа ныла. Но я был жив и находился в относительной безопасности, что не может не радовать.
Мне нужно добраться до центральных помещений. Не ради медцентра, а для посещения оружейной. Хвост пока не отваливается, зато если я не вернусь, может отвалиться у Черноноса. В смысле, оторваться. В смысле, его точно скоро оторвут, и не только хвост, но скорее всего и голову. А потому – подъем.
И имя-то у него совершенно дурацкое. Ну что за имя такое – Чернонос? А-то не видно, что нос у него черный. Именно об этом я сердито думал, пока топал до ближайшей оружейной по бесконечным коридорам Дома с 100 000 дверей. Фамилиар нашелся, етить его в полено… Правда и я хорош – на кой дуб было брать фамилиара, если не горишь желанием за него заступаться. Ну ладно, еще пока не облез… ободрался, поранился, но не облез, так что, как говорят, "потери в пределах допустимых". Кто говорит – да все тот же Его Крысиное Величество Александр, первый, единственный и неповторимый, от завоевательских походов которого не только кошкам всех миров, а и людишкам тошно становится.
Ненавижу людей, самой черной ненавистью, которая только существует на свете. Невзлюбил, когда на мне стали ставить биохимические опыты, Павловы хреновы. Возненавидел, когда вместо того чтобы быстро убить, меня, полуживого попытались утопить в канализации. Я выжил – на погибель людям. Почти всем, кроме двоих. Бабки и мальчика.
Оружейная заблокирована кодовым замком, но доступ для меня не проблема. Восьмизначная мешанина букв и цифр заставляет бронедверь отползти в сторону со скоростью беременной черепахи. Единственным глазом я секунду обнимаю великолепие, скрывающееся на полках и стендах. Всегда балдел от вида оружия, чем смертоноснее, тем лучше.
Правое крыло – холодняк: шпаги, копья, алебарды и прочая история. Не мое, не понимаю. В ближнем бою у крысы есть зубы и когти. А если их нет – значит, ты мертвая крыса. Но у большинства наших стальные заменители природного оружия в чести. Их право.
Центр – метатели, всяческие арбалеты, луки, пращи, сарбаканы. Это уже лучше, но все равно не то. Убойная сила не блещет, а единственное достоинство – тишина, - дается и хорошим глушителем.
Левое крыло – именно то, что прописал доктор. Огнестрел, гауссовки, бластеры, гранатометы… Вот тут и поживимся. Два пистолета, автомат дядюшки Гаусса, БЛИК (тяжелый, как холера, но зато эффект!). Хватит.
Кто-то писал, что в измерения с низким уровнем развития нельзя приносить более высокотехнологичное оружие чем то, что в них есть. Это типо-как закон. Да ладно вам, я – Настоящая Крыса и мне плевать на ваши законы, на любые, кроме тех, что приняты в стае таких же, как я. Пусть меня сочтут колдуном и магом, я не против.
А теперь бегом. Плевать, если что-то болит, плевать, если лапы подводят с частотой раз в минуту. "Кто крысу в плен захватит, тот дорого заплатит мне ночью за презренье свое," как пелось в старой песенке.
Дверь. Крыльцо-о! Опс! Почти кувырком, да ладно, так быстрее. Оглянемся – Дверь осталась открытой, "полет нормальный".
Травяной Лес что-то мурлычет себе под нос, почти как когда-то на берегу проклятой канавы. Тогда я выполз из воды, грязный, запутавшийся задними лапами в какой-то леске, страшный как полуночный кошмар алкоголика, голодный и злющий. И почти беспомощный, что было самым паскудным. Смотрим со стороны – ясный день, дворик, дорожка, канава, газончик, полудохлая крыса на нем. Чем все это должно было кончиться пояснять надо, и пофиг, что крыса цвета "брызги шампанского"? Когда на дорожке образовалась бабка, у меня было уже только одно желание – поскорее бы. Хоть метлой (на редкость облезлой), хоть галошей, только бы поскорее. Но Нюра Пантелеевна оказалась неправильной старухой. Вместо того, чтобы дератизировать территорию, она присела на корточки, громко скрипя артритными коленями, и заохала. Может, именно поэтому, увидев полудохлого серого крыса, я взял его в фамилиары?..
Бегом, пока удается контролировать дыхалку. Потом быстрым шагом. Отдохнул и снова бегом.
…Неправильная бабка изругала извергов, поизмывавшихся над зверюшкой, и сгребла меня за бока. Я даже взвыть не смог, повис, как половая тряпка. После чего был положен на сгиб руки и под бухтенье на весь белый свет унесен в обшарпанную квартирку на первом этаже.
Жила баба Нюрка до моего появления более чем скромно, на нищенскую пенсию. Но первым делом отмочила меня в тазу с теплой водой, выполоскала, после чего замазала пустую и все еще кровоточащую глазницу какой-то вонючей мазью и устроила жить в поеденной молью ушанке покойного супруга. Как я удивился – честно, не пересказать. А когда она принесла из магазина еще и молока, и погрела(!) его до комнатной температуры, я от такого благорасположения растаял окончательно…
Чернонос тоже потом растаял, хотя в первую минуту при виде меня затрясся, как осиновый лист. Я встретил это недоразумение в очередном РеРе - рейде за редкостями в произвольный мир. Мирок оказался неплохим – тихим, лишенным людей и прочих двуногих недоразумений, правда, с лисами и кошками, но в реалиях тихого средневековья. Неплохо поживившись камешками и интересными травками, я уже возвращался назад.
Пошел снег, начался буран, и торчать на открытом месте стало окончательно не комильфо, как говорят лягушатники. Я свернул в лес и набрел на костерок, у которого хохлилась на погоду одинокая крыса. Вернее, крыс, притом еще далеко не Настоящий. И я-то Настоящим заделался совсем недавно, всего два года, как положенные 16 раз по 16 лет истекли. Крыс был доходяга-доходягой – тощий, заморенный, с пустыми от страха глазами. Он, конечно, ухватился за нож при моем появлении, но и сам понимал, и знал, что я вижу – боец из него, как из меня балерина. Я подсел к огоньку, и как-то слово за слово выудил историю его немудреной крысиной жизни.
Все было просто; дикий крыс, родителей едва помнил, пару сезонов бродил одиночкой, потом прибился к лесной банде. Сезон походил с ними, пока шлялся в разведке банду перерезали, его встретили и крепко попортили шкуру. Пока зализывал раны – едва не подох с голоду. Снова к кому-то присоседился, но попал в немилость к командиру и оказался в самом низу иерархии, тем более что и эта стая оказалась не удачливей, чем прошлая. Выживать-то он выживал, а вот жить нормально как-то не получалось. Не то чтобы я неудачника этого сильно пожалел, но как-то муторно на душе стало. Я ведь и сам мог так кончить, если бы не моя бабка и не мальчик…
Врать ему, кто я такой, я не стал. Ну, и вытаращился он не меня, как еж на свежие грибы в апреле. Что, мол, ты правда Настоящий? А в человека перекинуться можешь? А перекинься… И потом это самое, сакраментальное. А можно я с тобой пойду? Сказал бы однозначное "нет", и не было бы сейчас проблемы… Но я замялся. Подумал (слишком долго, наверное), и сказал, что ладно, мол, так и быть. Будешь моим фамилиаром. Роковая фраза, едрить ангидрид, но у него так прикольно засветились глаза… Как у меня при встрече с мальчишкой…
Мальчишку я встретил через пару десятков лет после того, как ушел в Дом, уже после смерти Нюры Пантелеевны. Впрочем, хотя это расставание меня и огорчило, но не так, как могло бы. Мы дружили десять с лишним лет, и девять из них бабуся то исправно выигрывала в лотереи, то находила при уборке двора мелкие и не очень ценности, разумеется, украденные мной даже не в соседнем районе, чтобы не нашлись хозяева. В общем, благосостояние ее лихо пошло вверх. Недаром соседи меня золотой крысой окрестили… Умерла она от инфаркта, похоронили с цветами и венками, как у людей полагается, а от внуков, резко вспомнивших об освободившейся жилплощади я сбежал на второй день. И естественно, переселился в исконные крысиные угодья, то есть Дом с 100 000 дверей.
Мальчишку я встретил, когда в очередной раз влип в большие неприятности, именуемые газонокосилкой. Слава яйцам, она меня не совсем переехала, но крови было много, а выбросить меня додумались в мусорный бак, объект инспекции всех окрестных кошек. Хорошо еще, он был почти полный. Когда в очередной раз приподнялась крышка, я как раз попытался выползти и заорал от боли. А на меня вытаращил глаза человеческий щенок почти подросточного возраста. Как говорится, внезапно…
- Крыс. Лабораторный, - сообщил мне этот юный натуралист, и протянул лапку.
Кусать его? Честно, сил уже не было.
Пацан выудил меня из мусора и оглядел от носа до исполосованного хвоста.
- Тебе досталось, однако.
Капитан очевидность снова с нами, ага…
- Ну, ничего. Я заберу тебя домой и скажу, что отобрал у мальчишек в классе, которые тебя мучили…
??? Чтобы так повезло целых два раза???
- Не бойся, у меня мировые предки. Врачи. Во.
"Предки" у моего "хозяина" действительно оказались ничего себе, правда о том, как меня лечили, вспоминать не хочется…
Ладно, лирику в куст. В колючий и желательно подальше, потому что впереди имеется тот самый фургон рабовладельцев, от которых мне удалось слинять, и у которых остался мой фамилиар, задери его жаба…
Так. Осматриваем диспозицию – дорога между холмами, на дороге фургон, в фургон впряжены рабы покрепче, сзади на веревке тащатся те, что послабее, и если глазки нас не подводят, Чернонос среди них. Совсем сзади топает ласка-погонщик. Внутри повозки должны быть двое лис, которые, кстати, и помяли мне ребра, на козлах – хорек и выдра.
Дистанция приличная, стрелять уже можно, но есть шансы, что стрелка той же гауссовки, прошив ласку насквозь, не остановится и продырявит впереди идущего, в смысле моего черноносого балбеса. Сократим расстояние. Хорошо еще чертов фургон плетется, как пьяная улитка…
Вот и гребень холма. Отлично. Фургончик и вся его команда как на ладошке… О, не иначе меня заметили! Так тем лучше, ведь сами сюда бегут, луками размахивая. Нет, братцы, против лома нет приема… окромя багра.
И – раз. Автомат Гаусса из положения на ремне к плечу.
И – два. В перекрестье прицела попадает лис постарше.
И – три. Стрелка между зеленых глаз.
И – четыре. До того, как упадет первый, снимаем второго.
И – пять. Остальные сами кинулись бежать. Отлично, пусть разбегаются, я не против. Не бегай от снайпера, умрешь уставшим, но на этих марафонцев мне наплевать. Они сегодня уже осознали опасность техногенного оружия.
А вот теперь, не торопясь, идем к повозке.
Она стоит, тягловые зверушки рады передышке. Они еще не поняли, что многое кардинально поменялось. Белки, барсуки, мыши, крысы…
Достаю нож, потом смеюсь и перебрасываю из-за спины БЛИК.
- Всем, кому неохота в ад, посторониться!
Они шарахаются в стороны от фургона насколько хватает привязи, и эти, и те что сзади. Оружие завывает, как волк на косогоре, и в фургоне образуется дыра, аккуратно делящая его на две половинки. Половинки падают. Дышло, к которому крепились веревки исчезло, как и крюк на заднике. Я картинно дую на вороненый ствол.
И тут зверушки бросаются врассыпную. Минута – и на пыльном проселке остаюсь только я и Чернонос, открывший рот в забавной до колик гримасе "Иде я?"
- Ну? Идем?
Признаться, его остолбенение начинает уже раздражать.
- Ты вернулся? За мной?
- Нет, за твоей любимой бабушкой.
- Почему?
- Потому что назвал тебя фамилиаром, - сердито фыркаю я, и закидываю БЛИК обратно за спину. Тащиться и выдергивать стрелки из дохлых лисиц я не собираюсь. Если их найдет кто-нибудь поумнее, в этом мире появятся балестры.
Какое-то время Чернонос плетется сзади-сбоку в молчании. Но не долго.
- Корвин?
- Ню?
- Расскажи про Настоящих Крыс. Я не понимаю…
Чего он не понимает? Как можно прожить 16 раз по 16 лет с недолгим крысиным веком? Как можно по истечении этого срока превращаться в человека по первому желанию, вместе со всем, хитрым или не очень, скарбом? Как можно жить в единственном Доме, Двери которого ведут в самые разные места и времена и никогда не путаться в его изменчивых коридорах?
Но несмотря на усталость и боль я начинаю, медленно и торжественно в такт шагам читать текст, впервые услышанный мною два года назад в ночь летнего солнцестояния.
Сделано, и молчит…
- Мильоны вас. Нас тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами.
Да, крысы мы. Да, дети ночи мы
С блестящими, как бусины, глазами.
Идем вперед - беззвучною волной,
Крадемся тенью по пустым подвалам.
Встаем за человеческой спиной
Безжалостным живым девятым валом.
В перчатке бархатной когтистая рука
Занесена над вашей детской сказкой.
Дорога к свету слишком далека,
А мы уже сорвали ваши маски.
Мы создаем прекрасный, серый мир
Для крыс, о порождения иллюзий.
Вам уготован призрачный, но пир,
Бесплатных лакомств там, увы, не будет.
Одна лишь песня, песня для себя.
Живя в ней - знаем, это, все же, песня.
Реальный мир мы строим, торопясь.
А мир Героев... жаль, но не воскреснет.